| Происшествие | Оверкиль «Простора» |
| Последствия | Деформация мачты, мелкие потери, задержка. |
| Водоем | Волга под Угличем |
| Дата | 5 мая 2002 г. |
| Автор: | Киселев Александр Владимирович |
Это случилось во время традиционного майского похода по верхней Волге. На этот раз мы вдвоем с Алексеем Отвагиным на двух доработанных катамаранах «Простор» вышли из Череповца в акваторию Рыбинского водохранилища, дошли вдоль его северо - восточного берега до пос. Гаютино, откуда начали пересечение водохранилища, закончившееся в устье Волги. Далее путь лежал до Конаково.
За три ходовых дня мы успели получить приличный заряд адреналина. Была и безбрежная коварная акватория Рыбинки, и атмосферный фронт, настигший и раскидавший нас в самом центре водохранилища. Был и ночной переход с огибанием во тьме и тумане жуткой «черной планеты» под названием Святовский Мох. Казалось, что главные опасности позади, и среди уютных волжских берегов ничего серьезного произойти уже не может. Однако, главное происшествие было впереди.
Надо отметить, что в мае 2002 года в отличие от прошлых лет ветры были исключительно южной половины. Поэтому практически весь поход мы шли против встречных ветров острыми курсами и в лавировку. Лавировать в речных узостях против ветра и течения удовольствие маленькое. Каждый ходовой день держал нас в напряжении, лавировка выматывала. Чтобы хоть как-то расслабляться, я наловчился вести лодку лежа на спине, глядя на виндекс, установленный на топе мачты, и слушая журчание швертов. Время от времени я поднимал голову, чтобы оценить свое местоположение и судоходную обстановку на реке.
ЧП произошло 5 мая в 13:00 в 10 километрах ниже угличской плотины. Сменив галс, я прилег на трамплин и, наблюдая за обтеканием набегавшим воздушным потоком грота, подумал, что верхняя его часть работает недостаточно эффективно: короткая лата вблизи фалового угла паруса была абсолютно прямая, и парус в этом месте был плоский, как фанера. Дул порывистый встречный ветер. Разминувшись с паромом, связывающим два берега Волги в районе села Шубино, я заложил очередной галс и, оглянувшись назад, увидел, что Леша Отвагин пристал к противоположному берегу, очевидно, для регулировки парусов. Я решил воспользоваться образовавшейся паузой и тоже провести эксперимент со своим парусом. Причалив к берегу, я спустил по ликпазу грот и вытащил из лат-кармана верхнюю лату. По моим расчетам образовавшаяся вблизи фалового угла пузатость должна была увеличить тягу паруса. Я снова поднял грот и в нетерпении провести эксперимент собрался отойти от берега.
В пяти километрах впереди из-за Алтыновской излучины появились два корабельных силуэта. Это были огромные «утюги» волжских самоходных барж. До них было еще далеко, и я вполне успевал сделать от берега до берега пару-тройку галсов. Но что-то остановило меня. «Пусть пройдут», - подумал я.
Порывы усилились, и верхний участок задней шкаторины, освободившийся от жесткости латы, с неприятным шумом полоскался на ветру. На гроте вблизи фалового угла образовался заметный «карман». Ворча судовыми дизелями, мимо по реке проползли два стальных чудовища, груженые горами ржавого металлолома. Как только корма последней баржи миновала пляжик, около которого стоял катамаран, я отошел от берега. Заложив правый галс, втугую выбрал гика-шкот, намертво заклинил его в кулачковом стопоре балерины и лег на трамплин лицом вверх, чтобы наблюдать, как будет вести себя обновленный парус. Увидеть я ничего не успел. Катамаран стремительно набрал скорость, а затем мощным рывком встал на один баллон. Все произошло в доли секунды. Падая вдоль трамплина, я видел, как мачта с парусом врезалась в воду. Не было ни страха, ни удивления а только какое-то концентрированное огорчение. В голове пронеслось: «Допрыгался, очкарик!»
В следующее мгновение я уже висел на мокром баллоне по пояс в воде. Я выбрался на перевернутый катамаран и удивился его внешнему виду. Куда-то исчез весь рангоут и парусное вооружение. Не стало четырех бортовых сумок с вещами и подмачтового багажника. Не было больше ни шкотов ни фалов. Над поверхностью воды светлели только два блестящих мокрых баллона, да торчали в небеса гидродинамически зализанные перья швертов и рулей. Ничего лишнего. Красота!
Налюбовавшись обретенным изяществом своего судна, я оглядел реку. Вниз по течению удалялись две баржи с металлоломом. Выше по течению до излучины река была пустынна. В пузырьках кильватерного следа прошедших барж я медленно дрейфовал обратно к парому, мимо которого так лихо промчался двадцать минут назад. Меня опрокинуло прямо на судовом ходу. От мысли о том, что было бы, если бы я завалился перед задранными носами огромных стальных «утюгов» стало как-то неуютно. Из под катамарана вынырнул и поплыл прочь непромокаемый планшет с картой. Я подумал, что он мне еще пригодится, и поймал его.
Теперь надо было чем-то успеть подать сигнал, что я не управляюсь, если на судовом ходу появится очередной корабль. Удобнее всего это было сделать ярким спасжилетом, который остался под трамплином, ибо служил мне удобным ковриком перед самым оверкилем. Сквозь шнуровку трамплина я нащупал его оранжевые контуры и кое-как извлек из-под катамарана. Только сейчас я с удивлением обнаружил, что моя бейсболка все еще на голове, а сверху я остался сухим по пояс. Мне повезло, что в момент переворота я был босиком, и кроме плавок на мне был только легкий брезентовый костюм для защиты от солнца и ветра. Видимо, это позволило мне уже в процессе падения за борт извернуться и начать карабкаться на переворачивающийся катамаран.
Каким образом это получилось, я не смог вспомнить ни сразу, ни значительно позже. Из памяти словно вырезали кусок кинопленки между мгновениями удара мачты о воду и моего последующего висения на перевернутом судне.
Теперь надо было побыстрее сваливать с судового хода. Перегнувшись через баллон со стороны ближайшего берега, я нащупал клиновой стопор ванты, развязал стопорный узел на ходовом конце веревки и полностью высвободил ее из блока. Затем из-под катамарана было извлечено весло, притянутое резинками к подмачтовому багажнику. Я начал отгребать с судового хода. За этим занятием меня и застал подошедший Отвагин. С удивлением описав вокруг меня «круг почета», он поинтересовался, как я, и бросив мне буксировочный конец, медленно потащил перевернутый катамаран по касательной к ближайшему берегу. Сзади вдоль поверхности вытянулась мачта с бело-голубым парусом.
Правый берег Волги в этом месте оказался обрывистым и поросшим густым ивняком. Но на наше счастье под ивами оказалась песчаная мель метра два шириной. К ней мы и причалили.
Ползая на «четырех костях» под сенью ив вокруг перевернутого катамарана я отстегнул и извлек из под него весь рангоут и такелаж с парусами, а затем шверты и ставшие тяжеленными от набранной воды багажные сумки. Теперь надо было попытаться поставить судно на ровный киль. Стоя по пояс в воде, мы, попытались поднять один борт, упирая в берег другой.
Не тут то было. Заполненные водой короба и обтекатели были словно свинцовые. Мы поднапряглись и, приподняв борт над водой, стиснув зубы, словно два атланта, стали ждать пока вода стечет. Наконец борт полегчал, нам удалось поставить катамаран вертикально на бок и, оттащив притопленный баллон от береговых кустов, вернуть судно на ровный киль. Затем я отвел пустой катамаран на сотню метров вверх по течению, туда, где во время буксировки приметил среди кустов небольшой спуск к воде. Вынесли на берег все вещи.
Я начал подсчитывать потери. Утонул походный складной стульчик, небрежно засунутый под резинки подмачтового багажника, и ремешок-стропа от спасжилета. Намок бинокль, выполненный в негерметичном исполнении, и рации, которые я не успел убрать в гермомешок и которыми мы в Волге после Рыбинки уже не пользовались. Рации уже не раз купались в пресной воде и после просыхания работали, как новые. Бинокль дома придется разобрать и промыть оптику спиртом. Вещи и документы в гермомешках не пострадали. Продукты тоже были в порядке. Отвагин очень удивился таким незначительным потерям.
Я раскидал вещи на просушку, проверил такелаж. Все было на месте. Можно было ставить мачту. Я спросил у Леши: «Ну, что? Каковы наши дальнейшие планы?» Леша посмотрел на меня, как на инопланетянина, и начал хохотать. Смеялся он до упаду: «Чего-чего, а такого вопроса я от тебя не ожидал. Я думал ты скажешь, что в гробу видал этот поход и захочешь разобрать катамаран и уехать прямо отсюда!» Вначале я не понял, почему из-за рядового происшествия мы должны прекращать поход. Оверкиль катамарана для меня не был чем-то новым. За долгие годы занятий сплавным туризмом, где оверкиль – явление частое, я переворачивался и оказывался за бортом много раз. Правда, на парусном катамаране я перевернулся впервые. И надо отметить, что это значительно серьезнее.
Стали ставить мачту. И тут я увидел, что ощутимых потерь мне избежать не удалось: мачта обрела заметную кривизну. В результате удара о воду стык между ее нижней и средней секциями был согнут и деформирован. Мачта при этом сохранила свою целостность, но вращаться при смене галсов и нормально работать уже не могла.
Через четыре часа после происшествия мы продолжили движение по маршруту и в этот же день преодолели дамбу и поднялись в Угличское водохранилище. А еще через пять дней благополучно дошли в Конаково, где и завершили поход.
ДОПОЛНЕНИЯ
Мачта на моем «Просторе» раскреплена почти в штатном заводском исполнении: штаг и две ванты. Штаг удлинен для постановки на него стакселя и выведен на носовую часть коробов через шпрюйт-развилку. Ванты в верхней части – это нержавеющий трос диаметром 3,6 мм, в нижней – полиспаст: веревка 8 мм, пропущенная через два трехшкивных блока, один из которых установлен на вант-путенсе короба. Ходовой конец веревки стопорится в клиновом стопоре на коробе. В свое время мне эта схема показалась усложненной и ненадежной, и я собрался было полностью отказаться от веревки и сделать ванты целиком из троса, регулируемые по длине при помощи нержавеющей «гребенки». Опытные товарищи отговорили меня от этой затеи. Теперь я им очень благодарен.
Стоячий такелаж выдержал удар мачты о воду в момент переворота, и мачта встала вертикально вниз, создав замечательную подводную парусность и обещая еще массу проблем при проведении спасработ. Именно веревка позволила мне быстро отцепить одну ванту, чтобы мачта с парусом при буксировке легли параллельно поверхности воды. Я собирался поставить еще две коротких мини-ванты на нижнюю секцию мачты, но теперь подумаю.
Вода сразу не выливается из коробов перевернутого «Простора» по одной простой причине. Баллоны этого катамарана выполнены в форме «морковки»: впереди тонкие, равномерно утолщающиеся к транцу. В результате короба всегда лежат на баллонах с наклоном к носу. При перевороте эта тенденция усугубляется еще и тем, что обтекатели наполняются водой и тянут носовую часть катамарана вниз. Получается наполненная водой труба прямоугольного сечения, заглушенная обтекателем с тяжелого нижнего конца. При попытке вернуть дрейфующее судно на ровный киль вода не выливается самотеком через открытый но задранный задний торец обтекателя, а упирается в передний торец, расположенный ниже заднего и почти наглухо закрытый обтекателем. Требуется время, чтобы вода через небольшие щели покинула короб. Барахтающийся в воде экипаж перевернутого «Простора» должен будет достаточно долго подержать над водой тяжеленный, наполненный водой борт, чтобы полностью вылить воду из коробов и обтекателя. Или пристроить под обтекатель какой-то понтон. Вот только где его взять в открытом море?
Хочется добавить, что рулежная позиция "лежа на спине" хоть и может быть приятна, но явно чревата неприятностями, тем более в неровный ветер. Ни углядеть по ряби шквал, ни наклониться в нужную сторону, даже вцепиться во что-нибудь труднее. Человек же не кошка, не может мгновенно подпрыгнуть на всех четырех и извернуться как надо. А вот то, что почти ничего при перевороте не пропало, говорит о тщательной подготовке к выходу! Будь вещи не привязаны или гермушки завязаны небрежно, вряд ли бы дело ограничилось потерей стульчика. Прим. сост.