Остров Домашний оказался грибной плантацией.
Руководитель похода — Гришко Яков Петрович (тел. 515-99-71).
| № п/п | в. зван | ФАМИЛИЯ, Имя, Отчество | год рожд | Обязанности в группе | Туристский опыт (водный туризм) |
| 1-й экипаж | |||||
| 1 | п-к | ГРИШКО Яков Петрович | 1958 | адмирал | рр.Березайка-Мста, Б.Зеленчуг, Керженец, Тунтсайоки-Йовское, Княже- губское вдхр. |
| 2 | п/п-к | БГАНЦОВ Валерий Николаевич | 1966 | кок, матрос-рулевой | рр.Керженец, Тунтсайоки-Йовское, Княжегубское вдхр., Верхняя Волга |
| 2-й экипаж | |||||
| 3 | п/п-к | КИСЕЛЕВ Александр Владимирович | 1959 | штурман | Азовское море, Вуокса-Ладожское оз., рр.Оредеж, Средняя Волга, Березайка-Мста, Воря, Протва, Лена, Б.Зеленчуг, Поньгома, Белое море, Баренцево море, рр.Керженец, Тунтсайоки-Йовское, Княжегубское вдхр., ерхняя Волга |
| 4 | м-р | БЕЛИН Александр Николаевич | 1965 | фотокорреспондент, матрос-рулевой | рр. Березайка-Мста |
| 3-й экипаж | |||||
| 5 | п/п-к | ДОЙНИКОВ Александр Алексеевич | 1960 | боцман | рр.Б.Зеленчуг, Поньгома-Белое море, Березайка-Мста, Чирка-Кемь, Керженец, Тунтсайоки – Йовское и Княжегубское вдхр., Верхняя Волга |
| 6 | ДОЙНИКОВ Алексей Александрович | 1985 | юнга, матрос-рулевой | Верхняя Волга | |
| № п/п | Наименование снаряжения | Кол-во на 6 чел |
| 1 | Катамаран туристский типа “Простор” (доработанный) | 3 |
| 2 | Палатка двухместная | 3 |
| 3 | Рюкзак | 6 |
| 4 | Коврик спальный полиуретановый | 6 |
| 5 | Мешок спальный | 6 |
| 6 | Комплект теплых вещей | 6 |
| 7 | Штормовой гидрокостюм (либо костюм “Л-1”) | 6 |
| 8 | Спасжилет | 6 |
| 9 | Нож-стропорез | 6 |
| 10 | Компас | 3 |
| 11 | Бинокль | 3 |
| 12 | Комплект гермоупаковок | 3 |
| 13 | Ремнабор | 3 |
| 14 | Аптечка | 3 |
| 15 | Фонарь электрический | 3 |
| 16 | Комплект топографических карт Ладожского озера | 3 |
| 17 | Костровой набор | 1 |
| 18 | Тележка для перемещения груза | 3 |
Примечания
Примечание: Группа туристов спортивного клуба “Чайка” планировала повторить маршрут, пройденный в июле-августе 2000 г. членами Московского парусного клуба. Однако, в следствие ряда причин, маршрут пришлось значительно сократить. Выше приведена нитка сокращенного маршрута.
ТТХ туристского катамарана типа “Простор” (доработанного)
С Ленинградского вокзала до ст.Питкяранта следуют 2 прицепных купейных вагона в составе поезда №165 “Москва-Мурманск”. Ночью на станции Лодейное поле их перецепляют к составу “С-Петербург – Питкяранта”, и в 10.40 следующего дня вагоны прибывают на ст.Питкяранта.
Сложность данного варианта заключается в следующем: катамараны багажом едут отдельно на поезде №182 “Москва-Мурманск” до Петрозаводска, там выгружаются и лежат в местном багажном отделении до ближайшего поезда местного сообщения “Петрозаводск-Питкяранта”, который ходит по фиксированным числам 4 раза в месяц. Исходя из этого накануне поездки (за пару недель) необходимо точно узнать в багажном отделении Ленинградского вокзала, по каким дням багаж перегружается в Петрозаводске на поезд местного сообщения. Узнать это могут (если захотят) сотрудники багажного отделения по прямому номеру телефона сети МПС, который имеется на каждой ж/д станции. Исходя из даты перегрузки багажа в Петрозаводске, необходимо спланировать дату его отправки и последующую дату выезда тургруппы.
Существует вариант провоза парусных катамаранов прямо в купе. Многие так и делают. Это снимает массу проблем. С парусными судами мы этот вариант еще не пробовали.
Ровно в 16.05 поезд отошел от перрона Ленинградского вокзала. Мы ехали в одном из двух полупустых купейных вагонов в самом хвосте поезда.
Вагоны были достаточно плохонькие и обшарпанные, под стать тихим пассажирам, следующим до городка с непривычным для русского уха финским названием Питкяранта. Подобная по виду публика катается в поездах Казанского направления. Только ее там гораздо больше, она чернее, пьянее, более шумная и развязная.
День складывался традиционно. После того, как за окнами мелькнула серая лента МКАД, мы накрыли в одном из купе стол и несколькими туристскими тостами отметили начало нашего путешествия. Именно в этот момент наступает понимание того, что летний отпуск начался.
Утром в начале 8-го сразу же после пробуждения я выглянул в окно нашего купе и увидел ставший уже знакомым за несколько последних лет пейзаж северо-западной России. Не очень высокие хвойные леса, освещенные желтоватым северным солнцем. Обилие гранитных валунов и мха, густые заросли черники и брусники. Время от времени вдоль железнодорожной насыпи мелькали красные шляпки подосиновиков и подберезовиков.
Поезд шел точно на север, и где-то слева за сосновым лесом и песчаными дюнами угадывалось дыхание Ладоги - самого крупного пресноводного водоема Европы. Часто встречались небольшие полустанки, уютно обставленные деревянными финскими домиками. И вот наконец поезд замедлил ход, за окнами потянулся неопрятный промышленный пейзаж: мы подъезжали к станции Питкяранта.
Поезд остановился, и наша небольшая группа с рюкзаками и коробками с провизией вывалилась из вагона на пустынный асфальтовый перрон. Не прошло и двух минут, как к нам подскочил бойкий мужичок и предложил подвести “господ туристов” куда прикажут. Подобные извозчики существуют на всех станциях, где появляется наш брат-турист. Этот вид самостийного сервиса обычно недешев, но весьма удобен. Он сразу же решает проблему доброски до точки старта. Извозчик Николай показал в сторону своей грузо-пассажирской “Газели” и заверил, что довезет нас вместе с багажом “в лучшем виде”. К сожалению на вокзале нас ждало первое разочарование. Кассирша, а по совместительству и начальница багажного отделения тихого и малолюдного вокзала “Питкяранта” сказала нам, что багаж наш еще лежит в Петрозаводске, а поезд оттуда прибудет не раньше 17-го числа. Если багажа не будет на этом поезде, придется ждать еще неделю до следующего поезда из Петрозаводска. Трудно передать нашу реакцию на это известие. Но делать было нечего. Оставалось ждать. Петрович тут же предложил снять на четыре дня пару номеров в местной гостинице. Но остальной брат-турист резонно рассудил, что “гостиничные номера” лежат у нас в рюкзаках. Надо только найти для них тихое и живописное место недалеко от города. Николай сказал, что знает такое место. Мы забросил наши шмотки в грузовой отсек “Газели”, сами залезли в салон, и через двадцать пять минут были уже в самой вершине Шарового залива к северу от Питкяранты. Место оказалось действительно весьма живописным. Однако, вскоре выяснилось, что оно довольно посещаемое: вокруг стали обнаруживаться следы недавних пьянок, свежие кострища и нехарактерный для туристов бутылочно-полиэтиленовый мусор. Недалеко за деревьями шумела автострада. После короткого совещания было принято решение перебираться на красивый лесистый остров, раскинувшийся к югу через пролив в паре сотен метров от пикниковой поляны, куда нас привез Николай. Рядом, за густыми зарослями ивняка мы обнаружили широкий песчаный пляж и три деревянные лодки, лежащие на песке у воды. За кустами виднелись крыши дачных домиков.
В первом же доме, куда мы обратились, спокойная доброжелательная женщина на просьбу одолжить лодку, чтобы перебраться на остров, в связи с тем, что наши катамараны прибудут только через четыре дня, подумав, сказала, что на четыре дня лодку она дать не сможет. Только на два. Когда мы пояснили, что лодка нам нужна всего лишь на двадцать минут, она очень удивилась и дала команду своему внуку принести весла и перевезти нас на остров. Внука мы не стали утомлять перевозом. Перевезли вещи сами, после чего я поставил лодку на место, вернул хозяевам весла с N-ной благодарственной суммой (что их тоже очень удивило), и вплавь перебрался на остров.
Погода была изумительная. Светило яркое летнее солнышко, по голубому небу не спеша ползли белые пирамидки кучевых облаков. Мы вскарабкались по наклонным скалам наверх, нашли удобную поляну, закрытую с двух сторон гранитными грядами, собрали на ней все грибы (десятка три подосиновиков, подберезовиков и белых), быстро разбили лагерь, приготовили из собранных грибов обед, и отдых на природе начался. Дойниковы пошли на южную оконечность острова ловить рыбу. Яков ушел бродить по острову в поисках грибов. Я вдруг ощутил, что с прошлого лета соскучился по сочной, прямо с куста чернике и бруснике и полез на прогретые солнцем высокие гранитные лбы, сплошь усыпанные спелой ягодой.
Остров протянулся с северо-востока на юго-запад. С его высокого юго-восточного берега отрывался вид на живописный залив со множеством больших и малых лесистых островов. Было видно, как на далеком голубом горизонте время от времени медленно проплывали силуэты и силуэтики лодок, паромов и яхт. Все они, огибая с севера многочисленные острова залива, по широкой дуге подходили к пристани Питкяранты и уходили от нее на широкие просторы Ладоги. Я подумал, что вон там на горизонте сейчас должны были бы скользить три наших паруса. Но, к сожалению, пока мы вынуждены терять драгоценные ходовые дни, пусть даже сидя на красивом острове.
Продолжаем сидеть на острове. По размерам он небольшой, поэтому на нашей двухкилометровой карте названия не имеет. За то, что он нас приютил, между собой мы назвали его Домашним. Хотя, наверняка свое имя у него было. В северной части острова я нашел два вбитых в скалу почерневших стальных рыма. Здесь когда-то швартовали лодки. В середине острова, вдоль его оси была прокопана глубокая правильной формы канава, по всей видимости, мелиорационная - для сброса дождевой воды с сенокосных полян, раскинувшихся в центре между двумя скалистыми грядами. На одной из полян подо мхом виднелись контуры какого-то фундамента. На материковом берегу напротив острова стоял полуразрушенный гранитный причал, к которому вела заросшая травой дорога. Все это были остатки финской культуры.
Эти места до 1939 года принадлежали Финляндии (которая, впрочем, сама со времен Петра Первого и до декабря 1917 года входила в состав Российской Империи). Это был финский юг, и для коренных обитателей этих мест городок Питкяранта (на русский название переводится как Длинный Берег, этакий чухонский Лонг-Бич), был курортным местом. Здесь летом очень тепло, прекрасно растут все фруктовые культуры нашей средней полосы, бывают рекордные урожаи клубники. Вокруг раскинулись чистые сосновые леса, богатые грибами и лесной ягодой. В реках водится форель. В общем, симпатичный регион. Правда, построенный здесь после войны целлюлозно-бумажный комбинат (ЦБК) привносит свой вклад в гармонию природы Приладожья. Но мы за несколько дней пребывания здесь ощутить это в полной мере не успели.
Все же удивительный остров! Поляна, на которой мы разбили лагерь, оказалась настоящей грибной плантацией! Утром вокруг палаток тут и там, словно карандаши, уже стояли молодые грибки с красными и коричневыми шляпками. Видно, и в этом путешествии грибы станут основной составляющий нашего ежедневного рациона. Впрочем, в Карелии, и вообще на Севере так было всегда.
В 1997 году на реке Поньгоме мы грибами просто объедались. Тот год был рекордным и на чернику. Подобного буйства этой ягоды я не видел прежде никогда. Кусты высотой по колено и выше были черными от громадных россыпей ягод. Порой мне казалось, что вокруг меня раскинулись низко растущие виноградники сорта Изабелла, - такой крупной и сочной была черника.
В 1998 году, когда мы совершали парусное плавание от Печенги до Архангельска по Баренцеву и Белому морям вдоль берегов Кольского полуострова, вся тундра была желто-оранжевая от морошки. Немногочисленное население этого региона собирало ее сотнями килограммов, чтобы сдавать на приемные пункты для дальнейшей отправки в соседнюю Норвегию. Там морошка пользуется большим спросом как сырье для пищевой промышленности.
Следующий 1999 год был богат на бруснику. По берегам красивой порожистой речки Тунтсайоки, что берет свое начало где-то в финской Лапландии и течет по западной части Кольского полуострова среди сопок хребта Мансельккя, мы на стоянках легко, как в саду, за считанные минуты набирали по несколько килограммов крупной спелой ягоды.
И каждое лето на Севере в наш ежедневный рацион входило большое количество грибов в виде всевозможных бульонов, супов, солянок, жаркого.
К сожалению грибы не удавалось заготовить впрок: достаточно напряженный темп движения по спортивно-туристскому маршруту не позволял заняться заготовками. Хотя, если этому уделить хотя бы два-три дня в конце похода, результат на домашнем столе будет ощутим потом весь год. По крайней мере, весь зимний сезон уж точно! Летом во всех регионах русского Севера возможности для заготовок грибов и ягод почти безграничные.
После обеда делали походную баню. На плоской скале у самой кромки воды сложили из гранитных валунов печь - гурий. Свалили сухую, как порох, сосенку, протопили до красна сложенную печурку, накрыли ее специально сшитой герметичной палаткой-ангаром и парились часа четыре, поддавая на раскаленные валуны кипяток из большого походного котла. Красные, как раки, прыгали в прохладную ладожскую воду, делали короткий отдых с чаепитием, после чего снова лезли в герметичный объем портативной бани. Видимо, возбужденный шум нашего мероприятия и вид голых распаренных тел, сигающих в воду с серых карельских скал, привлек внимание немногочисленного дачного населения. Вскоре по акватории Шарового залива на виду скалы, где проходили банно-прачечные процедуры, стали парами плавать дамочки с близлежащих дач. Они чинно беседовали между собой и демонстративно нас не замечали.
Встали часов в 7 утра. Сегодня решается судьба нашего похода. Либо багаж с нашими парусниками пришел, и мы наконец-то встанем на воду. Либо мероприятие, к которому мы долго готовились, закончится, не успев начаться. Плотно позавтракали, сложили в один гермомешок одежду, обувь и документы и, оставив на острове отца и сына Дойниковых, вплавь форсировали освещенный желтоватым утренним солнцем пролив, толкая гермомешок перед собой. Когда, вскарабкавшись на гранитные блоки полуразрушенного финского причала, мы вытерлись и стали одеваться в сухую одежду, с одной из дач выехал зеленый жигуленок. Саша Белин успел догнать машину. Доброжелательный дачник, сидевший за рулем, любезно подбросил нас до города, категорически отказавшись взять деньги. На самом въезде в Питкяранту встретили Коляна на его белой “Газели”. Он радостно сообщил нам, что наши катамараны уже на месте, он лично контролировал разгрузку багажа и транспортировку его в багажное отделение. Договорились, что через полчаса Колян подъедет к вокзалу и окажет нам транспортные услуги. Весть была настолько радостная, что мы сразу же возлюбили и городок Питкяранту и шустрого Коляна!
Получив долгожданный багаж и загрузив его в “Газель”, поехали на местный сельхозрынок, чтобы пополнить экспедиционные запасы хлеба, сахара, пива, овощей и огненной воды: путешествие по Ладоге должно быть ком-иль-фо!
Маленький грязноватый рынок Питкяранты сразу же вернул нас к действительности. Вокруг нас была типовая картина российской глубинки: шатающаяся без дела нетрезвая молодежь с сигаретами в зубах, нахальные мордатые торговки в сопровождении лиц кавказской национальности, полно вьетнамцев, привезших дешевые товары из Москвы с Черкизовской барахолки.
Мы быстро закупили необходимый провиант, и Колян вырулил на шоссе, ведущее в сторону Шарового залива.
На пикниковой поляне мы немедленно приступили к сборке катамаранов. Светило яркое солнце. Работали слаженно и быстро, насколько позволял опыт каждого из экипажей, сдабривая процесс светлым пивом.
Через пару часов наш катамаран был уже на воде. Мы с Сашей Белиным обкатали его в заливе, затем пришли на помощь двум другим экипажам. Вскоре выяснилось, что новые перья рулей плохо ложатся в балерные коробки. Пришлось заниматься их подгонкой. В результате процесс сборки затянулся до самого вечера. К ужину один катамаран под парусами и два без рангоута на веслах перебазировались на остров, в бухту с северной его стороны. Окончание сборки было отложено до завтра.
С утра, позавтракав рисовой молочной кашей с изюмом и курагой и оставив в лагере кока Валеру для сбора грибов и приготовления обеда, вся команда переплыла на поляну-стапель чтобы сегодня закончить сборку наших плавсредств. К 15 часам три парусника один за другим вышли в акваторию Шарового залива и при полуторабальном южном ветре походили различными курсами. Паруса, такелаж и рулевое управление катамаранов работали как часы. Мы искупались, отрабатывая вводную “человек за бортом”, позагорали на еще свободных от груза натянутых как барабан трамплинах катамаранов, половили рыбу. Выход на маршрут отложили на утро следующего дня.
После обеда народ разошелся по острову. Кто-то ловил рыбу на южном мысу, кто-то занимался сбором грибов и ягод. После того, как отпылали вечерние зарницы, на Карелию упала ночная мгла, и поступила команда “Отбой!”, я, захватив с собой спальный мешок и коврик, спустился к воде северной бухты. Было тихо. Над водой тонкими извивающимися струями стелился туман. Я запрыгнул на борт пришвартованного катамарана, раскатал на трамплине коврик и забрался в спальный мешок. Лежать было мягко, тепло и уютно. Катамаран убаюкивающе покачивался на легкой зыби, заходящей в залив откуда-то с просторов Ладоги, а прямо надо мной, словно в каком-то необъятном планетарии, раскинулось огромное черное небо, полное мерцающих звезд. Проваливаясь в глубокую бездну сна, я успел подумать, что хорошо бы было пристроить на трамплин маленькую компактную палатку на двоих. Тогда ночевать можно было бы на воде, став на якорь и не разбивая берегового лагеря.
Итак, настал день выхода на маршрут. Проснулись рано. Быстро позавтракали, свернули лагерь, упаковали все в компактные багажные сумки, пристегнутые вдоль бортов. Продовольственные запасы легли на сетчатый багажник перед мачтой. Я поднялся на высокий скалистый утес. Слабый юго-западный ветерок силой в один-полтора балла гнал по заливу слабо выраженную стекловидную волну. Низкая переменная облачность не обещала устойчивой погоды. Впрочем, шторм и штиль были тоже маловероятны.
Ну что же, на сегодня задача-минимум – пройти Питкярантский залив, выйти в открытую акваторию Ладоги и встать на ночевку на одном из островов, лежащих между северными шхерами и Валаамским архипелагом. Адмирал Яков принял доклады экипажей о трехминутной готовности и дал команду отдать швартовы.
Началась лавировка по заливу против встречного ветра. Наши катамараны, словно маятники качались на пересекающихся курсах от берега к берегу, постепенно выбираясь из узости залива на открытый простор. Вскоре остров Домашний остался далеко за кормой и стал неразличим на серо-зеленом фоне материкового берега.
Внезапно “оштилело”. Три разноцветных треугольника наших парусов неподвижно замерли посреди Питкярантского залива. Но штиль длился недолго. Из-за высокого лесистого острова Вуоратсу выползла черная грозовая туча с косо висящими под ней серыми космами дождя, и стремительно пошла прямо на нас. Ливень накрыл нас так же внезапно, как и штиль. Вода вокруг закипела, запузырилась, словно кипяток в котле. Весь мир вокруг нас сразу же промок и стал серым. По мачте, такелажу, трамплину, небу, озеру, далекому лесу струилась вода. Но летний ливень был скоротечен, и через несколько минут солнце вновь раскрасило мир в яркие краски. Задул легкий ветерок, и наши катамараны, набирая скорость, заскользили по направлению к выходу из залива, туда, где белой точкой виднелся маяк входного створа.
По мере приближения к открытой акватории заметно выросла волна. Началась легкая качка. Когда кормовой бимс нашего катамарана поднялся на гребне очередной волны, левый борт как-то неестественно замер, раздался громкий, словно выстрел, звук, и из левого швертового колодца вверх ударил фонтан воды. Саша Белин заволновался. Катамаран продолжал движение, и некоторое снижение скорости почти не было заметно. Я, передав рукоятку румпеля Саше, не спеша переместился на левый борт, чтобы посмотреть, что же там выстрелило.
В начале мая, когда мы с Дойниковыми участвовали в парусном ралли Углич – Конаково, левый борт катамарана в последние дни как-то неприятно скрежетал на волне. Причину этих звуков мне тогда выяснить не удалось: не было видно никаких внешних повреждений. Мы благополучно закончили маршрут, и я забыл о неприятных звуках.
Сейчас я тоже не волновался: никакой катастрофы пока не произошло. Я перегнулся через борт и увидел, что крепежный замок, на котором держится вся силовая конструкция левого борта, оторван от металла корпуса: заклепки были срезаны, словно масло. Трудно передать возникшие у меня эмоции. Наверное, подобные чувства охватывают пилота, который во время полета обнаруживает, что крыло его самолета начинает медленно – заклепка за заклепкой – отделяться от фюзеляжа. Если бы на 360 градусов вокруг нас была только вода, аналогия была бы практически полная. Но, слава богу, в двух-трех километрах справа и слева зеленели живописные, залитые солнцем берега, куда можно было успеть дойти, прежде чем левый короб катамарана окончательно сложится, прорвет баллон и затонет. Чтобы уменьшить динамическую нагрузку на оставшиеся замки, мы сбросили скорость, убрав стаксель и втугую выбрав гика-шкот с оттяжкой гика. Катамаран сразу же пошел медленнее и круче к ветру, плавно переваливаясь через набегающую волну.
Когда мы благополучно добрались до ближайшего острова, оказавшегося прямо по курсу, с его подветренной стороны обнаружилась закрытая от ветра и волн удобная каменистая бухта. Катамаран Дойниковых был уже на финишной прямой к выходу из Питкярантского залива. Они были увлечены гонкой и не заметили “потери бойца”. Их желтый парус стремительно удалялся. Понимая, что через считанные минуты они скроются из виду, я выскочил на высокий скалистый мыс и начал бешено махать над головой ярким спасжилетом. Пока они шли правым галсом и сидели на наветренном борту лицом к нам, оставался какой-то шанс привлечь их внимание. Еще некоторое время их парус продолжал удаляться сохраняя прежний гоночный силуэт.
Но вот он изменил свой профиль и стал более полным: ребята меня заметили, сделали поворот фордевинд и легли на обратный курс.
А в это время флагман эскадры не спеша подтягивался к выходу из залива, так же не замечая, что с близкого горизонта исчезли два наших паруса. Мы были за мысом в бухте, швартуя обе лодки в удобном гранитном доке. Путь флагмана лежал мимо острова, и я, чтобы привлечь внимание его экипажа, повесил на хорошо видной сосне свой оранжевый спасжилет. Я надеялся, что Яков или Валера узнают жилет и поймут, что мы на берегу. Однако, катамаран Якова, не меняя курса, шел на южную оконечность острова Вуоратсу, где была назначена первая точка рандеву. Мне пришлось вторично
выскакивать на наветренный берег и усиленно привлекать внимание команды флагмана. Лишь после этого они повернули к острову.
Когда третий экипаж вошел в док и пришвартовался, мы подняли наше судно из воды и поставили его на широкую каменную плиту. Пока Дойниковы, Валера и Саша Белин разбивали лагерь, мы с Яковом достали ремнабор и приступили к ремонту.
Казалось, особой сложности ремонт не представляет. Нужно было лишь заменить срезанные заклепки новыми при помощи клепательного аппарата, который Яков предусмотрительно захватил с собой, что мы довольно быстро и сделали. К ужину ремонт был завершен. День уже подходил к концу. У всех было легкое огорчение по поводу внезапной остановки так хорошо начавшейся регаты. Но каждый был полон оптимизма и надежды на завтрашний день.
Утро было солнечным и безветренным. Штиль, впрочем, длился не долго. К 10 часам ветер задул, как и вчера, с юго-запада. К 11 часам лагерь был свернут, наши катамараны вышли на веслах из ветровой тени бухты и, поймав за мысом ветер, стремительно понеслись через пролив по диагонали к южной оконечности острова Вуоратсу, где отчетливо вырисовывался силуэт белой деревянной пирамидки маяка, обозначающего выход из Питкярантского залива. За ним начиналась открытая морская акватория.
Сказав “морская”, я не ошибся. Ладога, конечно же, по географическим понятиям не море. Тем не менее ее ветро - волновой режим переводит это озеро в категорию “М”, что с точки зрения судоходства приравнивает этот пресноводный водоем к морю. Во время штормов здесь время от времени терпят бедствие корабли океанского класса. А уж пропавшим без вести рыбацким казанкам вообще нет числа. Непредсказуемый и коварный характер этого озера я хорошо ощутил летом 1982 года, когда мы на трех туристских байдарках вышли из Вуоксы в Ладогу. Тогда все были просто потрясены безмятежной лазурной зеркально-гладкой поверхностью озера, в которой без искажений отражалось небо. Мы отважились удалиться от берега почти на два километра. Шторм начался внезапно и разыгрался буквально за несколько минут. Нас стало уносить в от берега в бушующую морскую бесконечность. Мы чудом спаслись, успев зацепиться за маленький скалистый островок под названием Грядовой, случайно оказавшийся на нашем пути. На этом острове мы провели двое суток, пока не утихла разыгравшаяся стихия, а ночью увидели, как по гладкой воде при свете луны с соседних островов спешили на материк туристские байдарки, так же как и мы загнанные на острова внезапным штормом.
Сейчас мы снова выходили на открытый водный простор. Как только два первых катамарана миновали маяк, волна стала весьма ощутимой. Она словно на лифте поднимала и опускала два наших утлых суденышка. Но это была скорее мягкая зыбь, а не агрессивная штормовая волна. Катамаран Дойниковых шел первым. За маяком он лег в дрейф и стал поджидать наш катамаран. Здесь по предварительной договоренности была первая точка рандеву. Мы должны были собраться все вместе и в зависимости от ветра решить, куда двигаться дальше. Флагман еще только подходил к выходу из залива и пока был скрыт за мысом. Долго лежать в дрейфе мы не могли: навальный ветер тащил нас прямо на скалы, где стоял маяк. Наш экипаж заложил длинный правый галс подальше от мыса в сторону открытого горизонта, а затем контргалсом вошел в неширокий пролив между двумя маленькими островками и встал в ветровой тени одного из них. Экипаж Дойниковых повторил следом за нами этот маневр и пришвартовался рядом к высокому гранитному лбу. Мы ждали появления флагмана, которым сегодня управлял Валера. Наконец из-за мыса выплыл знакомый бело-красный парус. Третий экипаж увидел нас сразу же, и в тот же миг, переложив руль в опасной близости от скал, лег на левый галс и пошел вдоль скалистого берега в стремлении быстрее присоединиться к нам. Это была ошибка, которая могла привести к непредсказуемым последствиям. Мы с ужасом наблюдали, как флагманский катамаран понесло на скалы. Было видно, что рулевой окончательно растерялся. Он уже не мог справиться ни с боковым дрейфом, ни переложить галс. Почему-то команда не догадалась даже скинуть паруса. Очередной волной катамаран мощно навалило на камни. Издалека было слышно, как заскрежетали рули и шверты. Я с тоской подумал, что на этом наше путешествие закончилось. Помочь третьему экипажу мы уже не могли. Нам оставалось лишь наблюдать с соседнего островка, как Яков и Валера по горло в воде кувыркались среди камней в полосе прибоя, пытаясь спасти судно. В конце концов, Якову, вынырнувшему из под бьющегося в прибое катамарана, удалось выбраться на наклонную гранитную плиту и зашвартовать судно. Через некоторое время экипаж флагмана снял с кормы чудом уцелевшие рули, увел свою лодку на буксировочном конце из зоны прибоя в спокойный затененный пролив. Вскоре они были на нашем островке, перекусывая и обсыхая на теплых, прогретых солнцем скалах. Ошибка рулевого обошлась нам в три часа времени, потраченного на устранение последствий аварийной ситуации. К счастью, само судно осталось невредимым.
С юго-запада по-прежнему дул трехбалльный ветер. Идти против него в лавировку на остров Тейсянсаари, ближайший из промежуточных, совсем не хотелось. Далеко на востоке на водной глади, залитой солнцем, появился парус типа “стриж” ядовито-зеленого цвета. Катамаранчик “Альбатрос” с силуэтами трех человек, сидящими рядком на корме, боролся со встречной волной и медленно двигался на запад вдоль кромки шхер. Дойников-старший тут же дал ему имя Зеленый Змий. Змий маячил в прямой видимости все время, пока мы вынуждено сидели на островке.
Когда экипаж флагмана наконец просушился, мы решили идти на запад до полуострова Хунукка. Как только наш катамаран вышел из укрытия на мощную ладожскую волну, из левого короба раздался знакомый звук выстрела, и баллон снова стал похож на изогнутый банан. Вчера во время ремонта мы почему-то не подумали, что легкие дюралевые заклепки никак не смогут заменить прочные заводские. Чувство досады на собственную бестолковость быстро сменилось решимостью дойти сегодня до Хунукки. Если мы снова не уйдем из залива, это будет уже просто неприлично. Навальный ветер давал некоторую уверенность, что если мы потеряем управляемость, нас через некоторое время все равно прибьет к материковой кромке шхер.
Не смотря на почти полуторачасовую фору мы быстро нагнали Зеленого Змия, и он, стыдливо юркнув в шхеры, скрылся в одном из многочисленных заливов. Эскадра шла длинными левыми галсами, иногда делая короткий контргалс, чтобы набрать высоту, и постепенно растягивалась. Более легкий катамаран Дойникова ушел вперед. Мы старались не гнаться за ним, оберегая судно от дальнейшего разрушения. Более тяжелый флагман замыкал строй.
Светило яркое солнце. Справа по борту в двух-трех километрах проплывал живописный изрезанный берег, покрытый лесом со множеством заливов, проливов, островов и островков. Слева простирался безбрежный морской простор.
Где-то там, на самом горизонте мохнатыми шапками протянулась цепочка островов Валаамской гряды: это были Крестовые и Баейвые острова. Хорошо просматривался белый шпиль монастыря на самом большом из островов. Туда нам предстоит идти завтра. Справа кромка шхер внезапно закончилась, и открылась акватория огромного далеко вдающегося в сушу залива, а впереди на фоне полоски темного леса засверкала яркая желтая полоса. Так обычно выглядит пляж. До него было километров пять-шесть. Издалека он казался песчаным, но я понимал, что в условиях скального ландшафта встретить песок маловероятно. Скорее всего это был каменистый пляж, состоящий из валунов. А выше него должны быть удобные для стоянки места. Мы взяли курс на этот хорошо заметный ориентир.
Менее чем через час первые два катамарана подошли к берегу. Мы высадились на очень красивый каменистый пляж. Я достал карту и привязался к местности. Мы вышли точно на юго-восточный мыс полуострова Хунукка. Вдоль красивого лесистого берега на север шел многокилометровый изгибающийся залив Импилахти.
В лесу в двух десятках метров от воды мы обнаружили чистую ровную поляну со следами костра и палаток. С трех сторон поляну окружал высокий лес, с густыми зарослями черники. Идеальное место для стоянки! Пока мы обследовали район нашей высадки, к берегу подошел третий катамаран. Мы завели все три судна в удобную мелководную бухту, закрытую от волн плоскими плитами-волнорезами. Два катамарана зашвартовали, а мой вновь вытащили на плоский камень для ремонта.
Мыс, на котором мы решили сделать стоянку, оказался местом весьма оживленным. Вскоре мимо нас в залив Импилахти прошмыгнула группа байдарок. Когда солнце начало клониться к закату, со стороны Питкяранты в залив под всеми парусами вошла яхта. Она скользила вдоль северного берега далеко от нас, но в бинокль мы хорошо рассмотрели ее старинную деревянную конструкцию.
Мы с Сашей Белиным приступили к повторному ремонту. На этот раз разбирать пришлось почти всю несущую раму. Через несколько минут катамаран представлял из себя довольно печальное зрелище: рядом с целым корпусом в беспорядке валялись гайки, такелажные скобы, дюралевые трубы, веревки, сдутая резина баллона второго корпуса, скомканные части трамплина. Работали до темноты. Вместо заклепок теперь установили стальные пальцы от такелажных скоб, законтрив их проволокой и изолентой. К ужину ремонт был завершен, но сил на сборку конструкции уже не осталось. Окончание сборки отложили до завтра.
Утро было почти как вчера, только значительно теплее. Мы с Сашей Белиным встали пораньше, чтобы привести наше судно в полную боевую готовность. Пока мы возились со сборкой, с востока подул двухбалльный ветерок. Вскоре с той стороны, едва различимый в солнечных лучах, появился треугольный силуэт паруса. Видимо, Зеленый Змий вылез из своего укрытия и решил с попутным ветром наверстать упущенные вчера километры. Однако, когда парус оказался на траверзе нашего мыса, я с удивлением рассмотрел в бинокль, что это какая-то совершенно немыслимая древняя шнява быстро идущая на запад под раздутым стакселем.
Около10 часов из залива показались три байдарки, скользившие вдоль берега в нашу сторону. Когда лодки поравнялись с плитой, где мы заканчивали ремработы, три интеллигентные пары средних лет, по виду питерцы, поприветствовали нас и поинтересовались, есть ли у нас радиоприемник и какова судьба экипажа затонувшей неделю назад в Баренцевом море атомной субмарины “Курск”.
К 13 часам наша команда была готова к выходу. Погода портилась. Небо заволокло обложной облачностью, ветер начал стихать. Мы отчалили от каменных плит и, катамараны, ощутив глубину, закачались на гладкой волне и медленно пошли в сторону темной громады острова Рантасаари. Вскоре ветер начал заходить, и нам пришлось закладывать правые контргалсы, чтобы обойти остров с востока. Сегодня по плану мы должны были достичь последнего перед Валаамом небольшого промежуточного островка Мунатсунсаари, до которого было порядка 12 километров открытой воды. При благоприятном ветре это расстояние можно было бы преодолеть за час. Но ветер вновь зашел, стал совсем южным и, когда мы миновали длинную каменную косу на юго-восточном мысу острова Рантасаари, стих окончательно. Торчать без движения на середине пролива между серым небом и свинцовыми волнами не хотелось никому, и на всех катамаранах, как по команде взялись за весла.
Вспомнили сплавной туризм, помахав пару часов веслами, и вскоре низкий с неровной шевелюрой кустарника каменистый остров Мунатсунсаари поприветствовал нас негромким шелестом прибоя.
Еще на подходе к берегу мы с удивлением различили на фоне кустов невысокую фигуру в замызганной штормовке, которая бродила по берегу в ожидании незваных гостей. Затерянный посреди студеных вод каменистый клочок суши, поросший редким кустарником, оказался обитаемым! Когда мы высадились на берег и вытащили на гладкие валуны наши катамараны, ситуация с обитателем необитаемого острова прояснилась. Оказывается, местные рыбари из Сортавалы облюбовали стоящий в самом центре северной части Ладоги островок в качестве опорной базы для рыбалки. Пару дней назад они хорошенько выпили, после чего решили на своей казанке возвращаться домой. Но так, как Колян – так звали нашего нового знакомого – оказался в нетранспортабельном состоянии, его на неделю оставили на острове в старенькой самодельной палатке. Колян пожаловался нам, что от шума прибоя и гомона чаек он тут уже озверел. А других звуков здесь нет, и поэтому, чтобы крыша от одиночества у него окончательно не съехала, он целыми днями во весь голос сам себе поет матерные песни. Колян ходил за нами по острову, как хвост, немного стеснялся нас и поэтому был ненавязчив. Когда мы разбивали лагерь, он тихо сидел поодаль на пригорке и наблюдал за происходящим. Когда мы приготовили ужин и пригласили его к столу, он сильно засмущался, но в конце концов принял приглашение и с удовольствием взял в руки кружку с живительной огненной водой. После второго тоста он уже относился к нам, как к ангелам, ниспосланным к нему с небес.
Колян рассказал нам, что рыбу в Ладоге почти всю повыловили: ставят многокилометровые сети, в которые уже почти ничего не попадается.
Зимой, когда озеро замерзает, оно превращается в огромный полигон для любителей быстрой езды на снегоходах из соседней Финляндии. А вообще, жизнь в Приладожье трудна: с работой плохо, чтобы прокормить семью, приходится рыбачить и добывать любой подножный корм.
Утром, когда мы вылезли из палаток, Колян в ожидании нашего пробуждения уже сидел рядом на пригорке. Светило солнце, с юго-востока дул свежий ветер. На отлогий каменистый берег с шумом накатывал прибой. Погода была самая парусная. Появилась надежда, что мы сумеем одним галсом выйти к северо-восточной оконечности Валаама, пройти в пролив между островом Святой и большим островом, и затем уйти на юг Валаама чтобы стать на дневку в одной из его бухт.
Позавтракали в компании с Коляном, свернули лагерь, и в 10.30 были готовы к отплытию. Отплытие было задачей не из простых: пятеро из шести членов нашей команды никогда не отходили от берега в условиях каменистого мелководья при навальном ветре и достаточно сильном прибое. Мне пришлось заранее расставить всех по местам, шаг за шагом проинструктировать каждый экипаж о порядке действий. Когда наконец два первых экипажа достаточно коряво, но все-таки благополучно отошли от берега, начали готовиться к отплытию мы с Сашей Белиным. Колян с грустью провожал нас, стоя у кромки прибоя, и когда островок с мудреным финским названием, означающем что-то типа “остров птичьих гнездовий”, стал таять за кормой, я физически ощущал одинокую фигуру Коляна, грустно смотрящего вслед нашим уходящим парусам.
Скоро стало ясно, что надежды на выход к острову Святой одним галсом не оправдываются: боковой дрейф оказался сильнее ожидаемого, и курсом полный бейдевинд мы могли выйти только значительно западнее, в середину большого острова к белой пирамиде монастыря, контуры которого все четче вырисовывались на темном фоне леса. Нам предстояло преодолеть по генеральному курсу около 13 километров. Это ширина пролива между Мунатсансаари и Валаамом. Судоходство в этой части Ладоги достаточно оживленное: в начале нашего перехода было видно, как из монастырской бухты вышел транспорт и взял курс на северо-запад, туда, где находились каменоломни, поставляющие гранит для реставрации Валаамского монастыря. Часа через полтора у нас за кормой прошла ракета на подводных крыльях, снующая между Питкярантой и Валаамом. Пассажиры прилипли к иллюминаторам, с интересом разглядывая живописные разноцветные паруса нашей эскадры.
Вновь пришлось закладывать несколько правых галсов и идти на восток параллельно островной гряде, чтобы набрать достаточно высоты для попадания в пролив между Валаамом и островом Святой. Прямо какая-то невезуха с направлением ветров: ни один день не обходится без лавировки. Такое впечатление, что идем в противофазе с попутными ветрами. День позже или день раньше, и мы полным курсом легко бы попадали в нужную точку маршрута. А так лавировка и лавировка, которая, конечно же, добавляет парусного опыта, но держит экипажи в постоянном изматывающем напряжении. Тем более, что “Простор” – лодка своенравная, требующая во время движения непрерывной концентрации внимания рулевого.
Наконец легли на последний галс и стремительно пошли прямо к острову Святой. Это весьма примечательное место: посреди ладожских волн высятся отвесные скалы, покрытые густой шапкой соснового бора. Сквозь кроны сосен проглядывает крыша старинного скита. Где-то там расположена древняя церковь, вырубленная в толще гранита. Остров заповедный. Он охраняется и закрыт для посещения туристов. На острове живет настоятель скита и несколько монахов из монастырской братии.
Сегодня у нас задача дойти до места нашей дневки. Решили быть законопослушными и не нарушать покой обитателей острова. Два первых катамарана не останавливаясь прошли прямо под гранитной стеной северо-западной оконечности острова и через неширокий пролив направились к долгожданному берегу Валаама. На часах было 14.00. В лавировку пересечение пролива между островом Мунатсунсаари и Валаамом заняло ровно три часа. Мы высадились на маленьком валаамском островке под незатейливым названием Луковый, чтобы дождаться, когда из-за мыса Черный Нос появится третье судно, и восстановит с нами визуальный контакт.
Валаамский берег встретил нас теплой тишиной шишкинского соснового леса. Омываемые прозрачной ладожской водой прогретые солнцем гранитные плиты, покрытые толстым слоем серо-желтого ягеля, среди стройных кустов можжевельника заросли спелой брусники, - все это казалось землей обетованной после трех часов качки, шума воды за кормой, скрипа рангоута и свиста холодного ветра в такелаже.
Через полчаса из-за мыса появился белый силуэт флагмана, и мы вновь начали нарезать галсы вдоль многочисленных заливов и бухт восточного берега Валаама. Часа через два мы наконец-то обогнули о.Оборонный – крайнюю южную точку архипелага и стали искать подходящее место для дневки.
Южный берег Валаама скалист, обрывист и весьма изрезан. Он наименее посещаем властями острова и организованными туристами с теплоходов, поэтому здесь удобнее всего становиться на стоянку тем, кто добирается до острова на собственных плавсредствах. Формально самодеятельный туризм на острове запрещен. У причалов Монастырской и Никоновской бухт, куда заходят круизные теплоходы, висят щиты с напоминанием о запрещении самостоятельно причаливать к острову, ставить палатки, разводить костры и вообще находиться здесь без разрешения. Однако таких туристов как мы здесь пока еще хватает: берега южных заливов пестрят палатками, байдарками, моторными лодками. Мы нашли свободный заливчик, закрытый со всех сторон лесом, и зашвартовали наши катамараны в небольшой уютной бухточке. Но, как оказалось, и тут были люди. Три степенных, модно одетых пары сидели вокруг импровизированного столика из бревен и о чем-то чинно беседовали. Наше появление они восприняли без особого восторга, но и без агрессии. Я сделал попытку установить контакт с новыми соседями, поздоровался и поинтересовался, как им здесь отдыхается. В ответ один из трех бородатых мужчин сдержанно и с достоинством ответил, что они здесь не отдыхают, а живут. Вскоре они поднялись и по едва заметной тропке степенно удалились вглубь острова. Мы сделали вывод, что это были либо святые отцы со своими матушками, либо кто-то из команды реставраторов. Во всяком случае, их поведение вызвало у нас чувство уважения.
Мы быстро разбили лагерь вокруг сложенного кем-то из камней очага. До темноты было еще далеко, и мы решили осмотреть окрестности. Валера направился исследовать высокий южный берег, а Яков, Дойниковы и я решили пойти вслед за святыми отцами в сторону монастыря, благо, судя по карте, до него было не более трех километров по лесной грунтовой дороге, ведущей в северную часть острова. Саша Белин остался в лагере.
Какое-то время мы продирались по лесным тропам сквозь бурелом а затем бодро зашагали по дороге. Вокруг был высокий дремучий лес, который вскоре сменился более светлой дубравой. Затем по обеим сторонам пошли аккуратно огороженные широкие сенокосные угодья и пастбищные луга. Кое-где виднелись старинные хозяйственные постройки. Мы шли уже минут сорок, а дорога не кончалась. С масштабом карты-схемы, по которой мы рассчитывали свой путь, явно было что-то неладно. Вот справа от дороги на лугу мелькнула вертолетная площадка, дорога стала более ровная, и наконец в далекой прогалине между деревьями появились голубые купола монастыря. Мы поднялись на горку, и перед нами открылась вытянутая акватория Монастырской бухты, со всех сторон оттененная высоким лесом. Здесь царило оживление. Нарядные пары прогуливались вдоль причала. Было много веселой стильно одетой молодежи. Народ подтягивался к монастырю в основном откуда-то слева из-за бухты. У причала стояло несколько судов с зажженными огнями. Это были баржи, буксиры и комфортабельный пассажирский теплоходик. Наша походная одежда явно не вписывалась во все происходящее, но на нас никто не обращал никакого внимания. По крутой каменной лестнице мы поднялись к монастырю, окруженному с юга смотровой площадкой, нависшей над знаменитыми валаамскими садами. На остров начали опускаться вечерние сумерки. Перед входом на территорию монастыря в старинном здании из красного кирпича гостеприимно зажгли огни магазинчики. На площадке перед ними на велосипедах резвились беззаботные подростки. Вокруг шла какая-то своя загадочная жизнь. Я вдруг хорошо понял, как чувствуют себя моряки, сошедшие на берег в незнакомом порту после долгого плавания. Когда много дней видишь лишь безбрежные морские просторы, штормы и замкнутое пространство корабля, восприятие окружающего мира становится настолько острым, что порой не узнаешь самого себя. Я жадно впитывал каждую деталь происходящего вокруг. Мне все нравилось, хотелось жить и всех любить! Удивительное давно забытое состояние, словно заново пришел в этот мир. В ближайшем магазинчике мы купили по паре бутылок пива, сели на широкую отполированную временем дубовую скамью и молча наслаждались огнями монастыря, тишиной вечера, и видом разношерстной толпы гуляющих. Уходить никому не хотелось, и мы просидели почти час, пока совсем не стемнело. Но надо было возвращаться, и мы двинулись в обратный путь.
Вскоре огни монастырского поселка скрылись за холмом. Наступила полная тьма. Мы на ощупь гуськом шли по лесной дороге, ориентируясь на звук шагов и голоса идущего впереди и сзади, с трудом различая в кромешной тьме лишь черные размытые пятна силуэтов друг друга. Дорога уже не казалась длинной, пока вдруг ее рельеф не начал настораживать: мы поднялись на высокий хребет, перевалили через него и спустились в глубокую заболоченную ложбину. Таких перепадов высот мы на пути туда не встречали. Стало ясно: заблудились. Решили дойти по дороге до конца, и там сориентироваться. Вскоре впереди на фоне глубокой черноты ночи замаячила серая прогалина, задул ветерок и послышался шелест прибоя. Мы вышли из леса на высокий скалистый берег. Внизу под нами дышала спящая ночная Ладога. По расположению черных пятен остров, лежащих в открывшейся перед нами акватории, мы поняли, где находится наш лагерь. Когда мы входили в залив, эти острова были видны у нас справа сзади. Сейчас мы видели их немного с другого ракурса. Лагерь был недалеко, но добраться до него, двигаясь вдоль берега, было невозможно: преодолеть непроходимый бурелом, обрывы, глубоко рассеченные заливами, болотами и ручьями было тяжело даже днем. В кромешной тьме эта задача была невыполнимой. Надо было возвращаться назад и искать лесную тропу, по которой мы вышли на дорогу. Опыт соревнований по спортивному ориентированию позволил нам по пройденному от берега расстоянию вычислить место, где тропа соединялась с дорогой. В полной темноте мы практически на ощупь нашли проход в стене леса и почувствовали под ногами знакомый рельеф тропы. Однако, на этом наши злоключения не закончились. Тропа вскоре раздвоилась, затем растроилась, и мы снова вышли на берег Ладоги уже с другой стороны от лагеря. Чертыхаясь Яков извлек из кармана портативный навигационный прибор GPS, в памяти которого была лишь точка стояния нашего лагеря. Путь до монастыря и обратно Яков не фиксировал. Подсветив прибор спичками, которые оказались у одного из Дойниковых, мы выяснили, что бродим по дуге вокруг лагеря на расстоянии полукилометра от него. Нам ничего не оставалось, как взять точный азимут и начать ломиться в полном мраке напрямую через лесные завалы, ямы и обрывы в сторону бухты, где стояли наши катамараны. Через пятнадцать минут ругани, обезьяньих упражнений в буреломах, падений в ямы и обрывы мы наконец увидели мерцающий свет костра и очертания берега нашей бухты. На часах было два часа ночи.
Встали не рано. После вчерашней прогулки по ночному лесу все спали, как убиенные. Решили сегодня совершить экскурсию по острову при свете дня. Пару лет назад Яков посещал сей благодатный остров на круизном теплоходе и теперь очень хотел взглянуть, что здесь изменилось с тех пор. Мне тоже не терпелось познакомиться с легендарным островом. День был теплый и пасмурный. Мы бодро прошагали до монастырского поселка по уже знакомой дороге. При сером свете пасмурного дня все оказалось уже не столь загадочным и романтичным. Ветхие строения, ободранные кирпичные стены, похожие скорее на развалины, чем на реставрируемые памятники истории и архитектуры. Яков отметил, что внешне за два года здесь ничего не изменилось, скорее даже пришло в еще больший упадок. Сам монастырь внутри пока совсем не отстроен. В его кельях, как в квартирах, живут обитатели поселка. Один этаж занимает гостиница, основную долю номеров которого бронируют финны. Вообще, у граждан соседней Финляндии Валаам, как туристский объект, пользуется большой популярностью.
Директор местного музея поведал нам, что братия вместе с настоятелем монастыря насчитывает около ста сорока человек, мирское население острова составляет примерно пятьсот душ. В основном это люди без определенных занятий. Живут за счет многочисленных туристов и разовых работ в монастырском хозяйстве. Уезжать отсюда особенно никто не стремится.
Монахи произвели на нас впечатление своей благообразностью. Не чурались они и достижений цивилизации. Очень колоритная картинка, когда тот или иной инок в черной развевающейся рясе с торчащей вперед бородой мчится по дороге на велосипеде или на мотоцикле с коляской.
Есть на острове и небольшая воинская часть. Интересен тот факт, что служат здесь только православные офицеры, кандидатуры которых Главное управление кадров МО РФ согласовывает с игуменом монастыря и с Патриархом московским и всея Руси .
В летний сезон на остров приезжает много паломников. Они самого разного возраста, но их видно сразу: тихие люди с просветленным взглядом и смиренными лицами, держатся небольшими группками, женщины с обязательными туго завязанными на голове платками. Паломники работают в садах и огородах монастыря, помогают на реставрационных работах.
Вид на Монастырскую бухту
А у причалов “трудятся” вездесущие коммерсанты. На раскинутых лотках иконы, украшения, финифть и хохлома. Цены высокие, сориентированные на кошельки интуриста и отечественных богатеев. Глядя на полные собственной значимости лица коробейников, я вдруг отчетливо понял, что жизнь на острове идет по своим писанным и неписаным законам. Здесь замкнутый мир, закрытый от посторонних глаз, все друг друга знают, потому что все на острове учтено и поделено. Чужаку здесь делать нечего. Впрочем, как и везде. Наше внимание привлек удивительный по красоте альбом с многочисленными видами и пейзажами Валаама. Дойников-старший высказал предположение, что альбом недешев, “аж триста рублей, наверное!”. Важная дама, торговавшая альбомами, понимающе посмотрела на его несвежий туристский вид и спокойно уточнила: “Стоит этот альбом три тысячи рублей”. Курс доллара на тот момент составлял около 28 рублей за доллар.
После осмотра монастыря и прилегающих к нему компактно разместившихся строений поселка наша группа разделилась. Яков и Дойников - младший, удовлетворив свой интерес к православным святыням, решили возвращаться в лагерь. Дойников - старший и я захотели осмотреть другие уголки острова. Валера помчался искать бейсболку, которую потерял где-то по дороге. Внимательно изучив карту-схему острова, мы с Дойниковым решили ознакомится с его западной частью, где было обозначено больше всего объектов островной инфраструктуры.
С первых шагов по дороге, ведущей за Монастырскую бухту, мы погрузились в особое очарование природы и истории Валаама, которые здесь слиты воедино. У дорог стоят гигантские каменные кресты, на скалах вырублены мемориальные барельефы со старославянскими письменами. Поражает разнообразие ландшафтов, собранных вместе на относительно небольшом участке суши. Здесь равнина неожиданно сменяется горной местностью, дремучая тайга переходит в обширные луга. Среди гранитных утесов, поросших соснами, раскинулись удивительные по красоте лесные озера, соединенные с Ладогой проливами и протоками. Есть на острове глухие уголки, куда, ведут только звериные тропы. А рядом проложены древние дороги, по обеим сторонам которых растут вековые дубы, посаженные монахами в незапамятные времена. Возле таких дорог тут и там стоят аккуратные ухоженные часовенки из дерева или камня.
Имея на руках карту, мы умудрились еще раз заблудиться, и незаметная лесная тропка привела нас к заброшенному в лесной чаще древнему каменному скиту. Рядом в густой кроне сосны, стоящей над лесным озером, примостился маленький деревянный скитик с крестом на крыше. По стволу сосны наверх вела деревянная лесенка. Этакая избушка на одно спальное место, висящая над головой.
Неизгладимое впечатление оставил Скит Всех Святых или Белый. Это мини-монастырь, огороженный стеной по типу крепостной. У стены уютно примостились огороды с ухоженными грядками. Светлели на солнце огромные кочаны капусты. Напротив западных ворот стены на опушке леса стояла добротная лесопилка. Возле нее трудились два молодых благообразных монаха, не обративших на нас никакого внимания. Внутри периметра стены раскинулся обширный двор с хозяйственными постройками, колодцем и братскими кельями. В центре высилась красивая белая церковь. Светило солнце, стояла первозданная тишина, которую нарушало только пение птиц и шелест ветерка в кронах деревьев.
Потом мы долго карабкались по ветхим деревянным тротуарам и лестницам, когда-то проложенным в сумрачной лесной чаще, перебирались по высоким полуразрушенным мостам через протоки лесных озер, поднимались в горы и спускались в глубокие лощины, пока не вышли на ровную и прямую дубовую аллею, ведущую на широкую лужайку на берегу озера. В центре лужайки стояла большая старинная постройка из красного кирпича. У ее стен в глубокой вольере разгуливало огромное множество крупных огненно-рыжих кур. Из сумрака сводчатых окон не доносилось ни звука, но что-то выдавало наличие поросят и крупного рогатого скота где-то поблизости. Это была монастырская ферма. Вокруг ни души, чистота и та же первозданная тишина. Поудивлявшись необычной окраске, величине и количеству пернатых обитателей фермы, мы двинулись дальше.
Наезженная дорога снова нырнула в высокий дремучий лес. Через какое-то время на фоне лесной тишины мы отчетливо услышали приятную музыку, доносившуюся откуда-то из-за деревьев. Свернув с дороги в лес, мы вышли на длинную тенистую поляну. В высокой густой траве уютно расположилось стадо коров. Большие ухоженные животные дремали, лениво двигая челюстями. Поодаль на пригорке сидел юный монах в черной рясе и самозабвенно играл на дудочке. Несколько минут мы как завороженные слушали нежные мелодии, льющиеся в тенистой тишине леса и не могли сдвинуться с места, наблюдая всю эту идиллию. Мы словно перенеслись на пару столетий назад. Не знаю, сколько бы это продолжалось, если бы в конце концов монах нас не заметил. Мелодия прекратилась, и мы отступили в лесную чащу, не желая нарушать удивительную гармонию этого мира.
Вскоре лес поредел, и мы оказались у моста через реку под названием Иордан. На запад шла широкая прямая дорога. На карте она была обозначена как Главная монастырская и вела к Никоновской бухте. До вечера времени было еще много, и мы решили осмотреть и эту достопримечательность острова. Шагать по прямой пустынной дороге оказалось более утомительно, чем лазить по крутым и извилистым лесным тропам. Внезапно вдали, почти на самом горизонте я различил какой-то пестрый колышущийся муравейник, он медленно стек по дороге с возвышенности в низину и на некоторое время пропал за холмом. Когда он снова показался, я понял, что это огромная толпа людей, двигающаяся по дороге нам навстречу. После лесного безлюдья острова и тихой идиллии уединенных скитов толпа казалась чем-то чужеродным и невозможным. Скоро мы сблизились с этой человеческой рекой. Еще трудно было различить черты лиц впереди идущих, а в нос уже шибанул коктейль из заморского парфюма. Через минуту-другую несколько сотен глаз внимательно стали ощупывать нас с ног до головы. Толпа была разношерстная, но весьма хорошо одетая, сытая и ухоженная. Вальяжные молодящиеся мамаши с подрастающими белолицыми дочурками, стройные стильно одетые девушки под ручку с разжиревшими толстозадыми парнями, в движениях и взгляде - налет снобизма и ужасного превосходства над всем окружающим миром. Стало ясно, что в бухте пришвартовался очередной круизный теплоход из Москвы. Наш походный облик сильно отличался от вида этой братии, жующей резинку и пахнущей комфортом кают. Тем не менее, многие молодые особы с явным интересом рассматривали двух загорелых, обросших многодневной щетиной мужчин, попавшихся им навстречу. Возможно, нас принимали за аборигенов острова, хотя на монахов или бомжей мы были еще не похожи. Но, скорее всего, в круизе имел место недостаток мужчин, и дамам в данном путешествии просто не хватало мужского внимания.
Вид на Никоновскую бухту
На подходе к бухте нам встретилась еще одна толпа. Она была не столь важная и вела себя просто и естественно. В спокойных, доброжелательных взглядах я безошибочно узнал жителей Питера. Надо отметить, что иностранные туристы, группы которых мы во множестве встречали около монастыря, тоже отличались внешней простотой и доброжелательностью. Наверное, пассажиры теплоходов, прибывших из столицы, выделяются своим “национальным характером” не только в России, но и во всем остальном мире, полагая, что на свете существует только один город – Москва.
Солнце уже шло к западу, и красивая, отделенная от Ладоги островами Никоновская бухта серебром сверкала на солнце. Мы здорово проголодались и хотели пить. Недалеко от причала раскинула столики палатка с пивом, чипсами и прочей нехитрой снедью. Но когда мы увидели цены, голод и жажда как-то сами собой прошли. Все было в несколько раз дороже, чем в Москве, как известно, дешевизной тоже не отличающейся. Поодаль стояла палатка с сувенирами и украшениями. Когда я взял в руки мельхиоровую безделушку и поинтересовался у коробейника драгоценный это металл или нет, тот не моргнув глазом соврал, что это серебро, а потом начал выпытывать, кто мы, и что делаем на острове. Санек простодушно поведал ему, что мы военные, находимся в отпуске, пришли на остров на парусных катамаранах и встали в бухте на юге острова. Коробейник пообещал вечером зайти к нам в гости. Но почему-то не обрадовал нас этот гость. Потом мы снова долго топтали безлюдные лесные тропы, проложенные в глухих уголках острова, пока наконец не вышли к стоянке, где в уютном заливчике мирно покачивали мачтами наши катамараны. День был насыщенным и полным впечатлений, и мы здорово устали.
Вечером за ужином адмирал Яков принял решение заканчивать дневку и возвращаться в Питкяранту. Было очень жаль уходить с острова, потому что для спокойного и вдумчивого знакомства с Валаамом требуется не менее четырех дней. За это время остров можно обойти целиком и увидеть все его основные достопримечательности. Желательно присоединиться к какой-нибудь организованной экскурсии и послушать рассказы специалистов-историков и краеведов, а за одно попасть на малые острова, где расположены древние скиты, и куда самостоятельно легальным способом не проникнешь.
Трехминутная готовность. Эскадра готова к отплытию
Утро было тихим и пасмурным. Мы завтракали не в лесных интерьерах нашего лагеря, а расположились на берегу, у самой воды. Хотелось напоследок подышать озерным воздухом святого острова. Часам к 10 задул западный ветер, что весьма радовало: курсом галфвинд мы могли идти прямо на Питкяранту. Лагерь свернули быстро, так как накануне вечером уже провели подготовительные мероприятия. Перед самым отплытием сделали на автоспуске снимок эскадры с полными экипажами, и мысленно обратясь к Всевышнему, поочередно оттолкнули наши корабли от берега гостеприимной бухты. Какое-то время молча шли по гладкой воде на веслах в кильватерном строю. Но вот за скалистым мысом открылась безбрежная даль, посреди которой нелепой сигарой торчал из воды большой белый маяк острова Ханхипаси. Рябью по воде побежал ветерок, ожили и приняли привычную аэродинамическую форму паруса, и катамараны устремились навстречу выглянувшему из-за слоистых облаков солнцу, весело журча рулями и рассекая форштевнями упругую ладожскую волну. Вскоре слева по борту проплыла и осталась за кормой лесистая шапка острова Дивный. Скалистый остров Оборонный проводил нас пристальным взглядом узкоглазых бетонных фортификаций линии Маннергейма. У островов Емельяновских мы повернули на север и, настроив паруса на острый бейдевинд, легли на курс норд-норд-ост. На горизонте справа по борту за низкими каменными плитами острова Голый показался грациозный силуэт большой двухмачтовой крейсерской яхты. В бинокль хорошо различалось ее название - “Хортица”. Расправив огромный генуэзский стаксель и точно настроив бизань, она стремительно шла на юго-запад.
По Ладоге ходят двухмачтовые крейсерские яхты
Наш экипаж и Дойниковы продолжали движение на север. Флагман начал уваливаться под ветер, все больше и больше удаляясь от нас на восток. Когда мы миновали валаамскую гряду и вышли на открытый простор, бело-красный парус флагмана скрылся из виду за Байевыми островами.
Идем на Питкяранту. Валаамский архипелаг остался за кормой.
Сегодня мы должны были дойти до острова Тейсянсаари. Наши два катамарана набирали высоту, чтобы на траверзе уже знакомого колянового острова увалиться и полным курсом пойти прямо к цели. Но еще недостаточный опыт плавания под парусом не позволил нам спрогнозировать погоду: в азарте гонки никто не обратил внимания на быстролетящие из-за горизонта к зениту перистые облака и солнце, погружающееся в дымку. Мы начали понимать, что что-то идет не так, когда ветер неожиданно стих, и с севера на нас стала надвигаться серая стена грозового фронта. Наши катамараны снова неподвижно застыли посреди пролива в 15 километрах от берега. Далеко на юго-востоке на фоне островной гряды еле видна была похожая на спичку вертикальная белая полоска. Это был парус флагмана, который пока продолжал движение в десятке километров от нас. Мы выдернули из стопоров и сняли с уток фалы грота и стакселя и стали ждать приближения фронта. На всякий случай я достал карманный компас и взял пеленг на о.Тейсянсаари.
Когда темно-серая стена стремительно понеслась на нас, мы поняли, что паруса сбросить уже не успеваем. Налетевший шквал выгнул мачту, и не давая нам опомниться, с ревом поволок катамаран по широкой дуге, вспарывая обтекателями почерневшую, ощетинившуюся жуткой рябью воду. Пока я безуспешно пытался развернуть судно носом к ветру, Саша Белин судорожно старался сдернуть вниз по ликтросу вышедший из повиновения бешено хлопающий грот. Неожиданно мы почувствовали, как катамаран содрогнулся от сильного удара: на полном ходу сзади в нас врезался катамаран Дойниковых. Дойников-старший, уцепившись мертвой хваткой за ванту, стараясь перекричать шум стихии и с трудом скрывая напряжение в голосе, поинтересовался, а не пора ли нам зарифить паруса? Я только успел ему прокричать, чтобы они сбрасывали с рангоута все, что успеют. Вокруг нас, словно в гигантском водовороте, вращался горизонт с тающими в мглистой дымке силуэтами далеких островов и шхер, а затем стало темно. На мгновенье ослаб и бешено заполоскался грот. Саша Белин успел сдернуть его на трамплин. Стаксель, установленный по летучей схеме, отдуло и трепало белым лоскутом далеко впереди. Потребовалась еще пара минут, чтобы его полностью обезветрить и надежно уложить на грузовой сетке впереди мачты. Дойниковы стаксель снять не успели, и их уволокло куда-то вбок в серую мглу. Теперь мы неслись одни под голым рангоутом по окружности в несколько сот метров. Вокруг все кипело, дико выли снасти. Затем характер звуков вокруг стал меняться, и катамаран начал замедлять ход.
Ливень обрушился на нас внезапно, закрыв все окружающее серой непроглядной стеной воды. Мир сузился до пятачка радиусом 3 – 5 метров. Дальше ничего не было видно. Судно остановилось. Нам оставалось только, задраиться в свою гидрозащитную одежду, поудобнее откинуться на бортовые багажные сумки и, лежа на мокром, качающемся на беспорядочных волнах трамплине, ждать, когда окончится дождь.
Ладога после грозы
Постепенно дождь стал стихать, мгла рассеялась. Стал виден катамаран Дойниковых. Он покачивался на волнах в километре от нас. Серая стена была теперь за кормой и двигалась туда, где последний раз мы видели парус флагмана. Прошло какое-то время, и в разрывах темных туч стали появляться голубые пятна неба. На востоке у самого горизонта засияла радуга. Подул легкий ветерок. Какое-то время он был неустойчивым, меняющим свое направление, потом набрал силу и задул на этот раз уже с северо-востока, как раз оттуда, куда нам предстояло идти. Опять “мордвинд” и лавировка!
Экипаж приходит в чувства после прохождения грозового фронта
Где-то в нескольких километрах на юго-востоке сейчас шквал мутузил катамаран Якова. Парусного опыта у третьего экипажа пока было маловато. Только бы ребята вышли невредимыми из этой передряги! Если все будет нормально, то тактически они окажутся в выигрышном положении. Пока из-за резко зашедшего ветра мы будем нарезать галсы, они достаточно полным курсом смогут выйти к намеченному острову. Умея прогнозировать погоду и читать небо, в парусном плавании можно уверенно идти по генеральному курсу и при этом избегать массы неприятностей.
Лавируя и видя впереди низкий силуэт острова Тейсянсаари то справа, то слева по борту, мы медленно приближались к нему. После каждого поворота оверштаг я и Саша Белин напряженно всматривались в серую даль горизонта, где по нашим предположениям должен был находиться флагман. Наконец на темном фоне одного из островов замаячил высокий белый треугольничек. Это были они! Слава Всевышнему – эскадра прошла через фронт циклона без потерь! Настроение сразу поднялось. Саша Белин был заметно возбужден. Как он впоследствии признался, такой дозы адреналина он уже давненько не получал. Чувствовалось, что произошедшее придало ему хороший заряд бодрости. Как правило, подобные события помнятся потом в деталях всю жизнь.
Погода оставалась пасмурной. Расслабившись, лежа на трамплине, мы думали каждый о своем. Незаметно наши катамараны подошли к длинной каменистой косе острова, за которой открылся широкий вход в просторную постепенно сужающуюся бухту. За мысом ветра не стало, и мы медленно вошли в бухту на веслах. В ее глубине на правом берегу через кроны кустов поднимался дымок. Здесь кто-то был. Стала видна тропинка, ведущая к воде, и казанка, привязанная за ивовым кустом. На тропинке появился человек. Он остановился и рассматривал нас в бинокль. Я помахал ему рукой. Некоторое время он не реагировал, потом как-то нехотя тоже махнул нам и скрылся за деревьями. Чувствовалось, что наше появление его не обрадовало. Мы не стали навязываться, и причалили к противоположному берегу бухты. На полого спускавшемся к воде берегу росли деревья рябины с уже краснеющими ягодами. Мы разгрузили катамараны и долго искали среди поросших травой и мхом валунов ровное место для палаток. Небо стало еще более серым, пошел моросящий дождь, который нам был уже не страшен: мы, как всегда первым делом поставили палатки и натянули тент, под которым укрыли все вещи.
В целом остров оставил ощущение неприветливости. Он встретил нас дождем, неудобной стоянкой и отсутствием дров. Топливо мы нашли только возле полуразрушенной зимней избушки, спрятавшейся на опушке темного сырого леса метрах в ста от воды. Избушка была срублена наскоро и обтянута рубероидом. Небольшое пространство внутри было почти целиком занято грубыми бревенчатыми нарами. Сложенная из круглых валунов печка в углу была развалена. Все несло отпечаток какой-то временности и ненадежности.
Ближе к вечеру по бухте в сторону выхода прожужжала подвесным мотором казанка с двумя мужиками, затянутыми в брезент. Видимо, те, кто стоял на противоположном берегу бухты, поехали проверять сети.
Итак, настал последний ходовой день. Было очень жаль, что наш первоначальный план пройти по кольцевому маршруту по островам и шхерам северо-западной части Ладожского озера не был реализован. Сработала цепь объективно-субъективных причин: задержка багажа – подгонка нового оборудования лодок – неожиданная поломка катамарана – аварийная ситуация из-за неопытности экипажа – еще одна поломка – стремление адмирала закончить маршрут с запасом времени на возвращение. Таким образом из 11 планируемых ходовых дней мы сделали только 6. Сегодня мы должны будем вернуться в Питкяранту и закончить водную часть путешествия.
Утро выдалось тихим и солнечным. Солнышко грело мокрую утреннюю землю, и от нее поднимался теплый пар. Бухта была недвижима, и сквозь зеркало прозрачной воды на освещенном солнечными лучами дне хорошо были видны валуны, поросшие зелеными водорослями. Мы не спеша упаковывали вещи в багажные сумки, пришнурованные вдоль бортов наших посудин, и чувствовали, что с противоположного берега бухты за нами наблюдают чьи-то внимательные глаза. Люди, живущие на острове, не пожелали нарушать свое инкогнито и вступать с нами в контакт.
На Ладоге штиль. Идем на веслах
Наши катамараны на веслах вышли из бухты. За мысом дул легкий ветерок. Он постоянно менял свое направление и силу, и паруса на мачтах то надувались, то опадали. Приходилось то и дело браться за весла. Поверхность воды была гладкая и, когда начинал дуть ветер, катамаран быстро ускорялся и легко скользил по ней, словно санки по льду. Было немного грустно, что путешествие заканчивается.
Мы держали курс на восток к уже знакомому белому маяку, обозначавшему входной створ Питкярантского залива. Флагман снова начал уваливаться под ветер. Его белый силуэт медленно шел на юг, к кромке шхер, а затем скрылся в лесистом лабиринте островов. Ветра там наверняка не было. Ребята решили пройти на веслах, срезав путь через пролив между о. Вуоратсу и материком. Для гонки это был тактически правильный маневр, но нам хотелось продлить последние минуты парусного кайфа, и мы шли по уже проторенному более длинному пути. Питкярантский ЦБК внезапно нарушил гармонию воды, леса скал и неба, дохнув на нас с востока невыносимым смрадом.
Потом мы долго лавировали по заливу, медленно втягиваясь в его вершину. Никто никуда уже не спешил. Все понимали, что в момент швартовки активная фаза нашего летнего отпуска завершится, и только через год наши катамараны вновь расправят паруса и уйдут в бескрайние озерные или морские просторы. Мысль об этом навевала грусть. Было огромное желание сделать поворот фордевинд, лечь на обратный курс и снова пойти к удивительному сказочному острову Валаам, чтобы еще хотя бы пару деньков побродить по его тенистым дубовым аллеям и лесным тропам.
Показались знакомые крутые берега острова Домашний, его уютная северная бухта. Раздвигая форштевнями водоросли, катамараны медленно друг за другом вошли в ее компактную тихую заводь и уткнулись обтекателями в береговой песок. Вот и все. Путешествие завершилось. Завтра мы разберем катамараны, упакуем их и сдадим в багаж. А потом, стуча колесами, поезд помчит нас, загорелых бородатых и уставших, домой к родным очагам.
Еще долго зимними ночами нам будет снится Карелия, ее скалы и синие озера, шум воды за кормой, свист ветра в такелаже и скрип рангоута. А когда пригреет мартовское солнышко и зазвенит капель, в глазах ребят вновь загорится огонь предстартовой лихорадки. Начнется подготовка к новому путешествию, которое еще шире раздвинет горизонты окружающего мира. Новое путешествие даст каждому из нас то, что невозможно обрести в суете городов, что заряжает душу какой-то удивительной энергией и остается с каждым из нас на всю жизнь. Это туризм – один из лучших в мире видов человеческой активности!
Последнее утро над Шаровым заливом.
г.Питкяранта – о.Валаам – г.Юбилейный, август-сентябрь 2000 г.